Трагедия 1937 года

Зав. ист. отделом МБУК БИХМ им. И.Ф. Коновалова
Петров Р.П.

Тридцатые годы XX в. несмываемо и памятно маркированы 1937 г. Это пик исторической драмы, время массовых политических репрессий, время поставленной на поток фабрикации дел, санкционированной жестокости следственных методов, конвейер расстрельных приговоров, неистовой «охоты на ведьм». Жертв 1937 г. по г. Березники и Ворошиловскому району – сотни, тысячи. Все они взывают о памяти, все они спрашивают – за что?!

Агенты иностранных разведок.

1 августа 1938 г. сотрудник органов ГБ, начальник Соликамского РО НКВД А.Д. Мочалов направил рапорт начальнику УНКВД по Свердловской области М.П. Викторову: «Начиная с августа 1937 г. Ворошиловский РО НКВД провёл ряд мероприятий по изъятию … базы иноразведок. Для отработки арестованных и оформления следствия был создан штаб оперативников, который был разбит на две группы: группу следователей по составлению протоколов допросов и на группу «колунов» отбиравших заявления арестованных с признанием о причастности их к шпионской деятельности. На отработку арестованных давалось 3-5 дней на 400 человек. В сентябре-октябре 1937 г. в Березники из Свердловска прибыла бригада зам. нач. УНКВД Дашевского. Бригада санкционировала составление протоколов допросов в отсутствие арестованных. При составе протоколов было обязательным выявление фактов диверсии и террора – следователь старался подобрать как можно больше вымышленных фактов диверсии и террора. Без подобных фактов протоколы допросов браковались. Заранее написанные протоколы подписывались путём вызова арестованных группами по 20-30 чел. Кто отказывался подписывать протоколы, тот подвергался карцеру, иногда неоднократно. На арестованных по базе иноразведок УНКВД Свердловской области высылало списки с разбивкой арестованных по разведкам, из этих разведок формировались шпионские резидентуры по территориальному и производственному признакам. На каждую резидентуру подбирался резидент по признакам занимаемого им положения до ареста» [1.С.266-267].

Изъятие элементов «германской иноразведки» в Березниках сопровождалось арестами советских немцев и высылкой германских подданных за пределы страны. «Немецкие резидентуры» вскрывались органами НКВД на БХК, ТЭЦ, в образовательной сети города. Ордера на арест нередко выписывались на целые семьи. В сфальсифицированных протоколах допросов один советский немец якобы указывал на другого, за их спинами вырастали фигуры вербовщиков и диверсантов, из воздуха появлялись немыслимые суммы иностранной валюты и оружие. Следствие и не думало подкреплять воздушные замки обвинений вещественными уликами.

Характерный пример «борьбы с иностранными разведками» дело Герды Альбертовны Шиллер [2.Л.3-30]. Герда Альбертовна родилась 27 февраля 1913 г. в г. Магдебург Германия. В 1931 г. вместе с семьёй приехала в Березники, устроилась на Березниковский химкомбинат, в 1936 г. получила гражданство СССР. Жила с семьёй на Лугах, на ул. Орджоникидзе, в доме №4. Работала химиком-лаборантом цеха №4. Отец Герды Альберт Робертович Шиллер работал в центральной лаборатории БХК, мать Эльза Генриховна хозяйничала дома, брат Экон учился. Накануне рождества - 16 декабря 1937 г. Герду Альбертовну арестовали. На следующий день после ареста 24-летняя девушка расписалась в «чистосердечном» признании: «Я решила рассказать правду. Признаю себя виновной в том, что я являюсь агентом немецкой разведки и завербована в неё немцем Дик. По заданию разведки я проводила шпионскую работу на территории СССР». 20 декабря 1937 г. Герда Альбертовна расписалась под каждой строчкой вымышленных показаний: «Немецкая разведка поставила передо мной задачу собирать сведения о мощности заводов в СССР; проводить диверсионные акты на промышленных предприятиях, узнавать о настроениях репрессированных немцев-кулаков и русских трудпоселенцев, готовить шпионские кадры. От Дика я получила задание умышленно путать анализы образцов в химлаборатории». 31 января 1938 г. следственное дело Герды было закончено – в нём не было ничего кроме признания и сфабрикованных показаний. Подписи обвиняемой решили её судьбу. 8 февраля 1938 г. Герда была расстреляна. В этот же день расстреляли как «шпиона» и её отца – Альберта Шиллера, который был арестован 18 декабря 1937 г.

Дик из показаний Герды Шиллер – это советский немец Дмитрий Дмитриевич Дик, уроженец пос. Темпельгоф Минераловодского района Северокавказского края, ответственный исполнитель по оборудованию ТЭЦ БХК. Он был арестован 18 июня 1937 г. и расстрелян 14 февраля 1938 г. В его деле нет признаний, нет указаний на Герду Шиллер - когда фабриковалось дело 41-летнего инженера, девушка ещё не попала в фокус органов НКВД. За Дмитрием Дмитриевичем в мае 1938 г. был расстрелян его брат Николай Дмитриевич - завхоз Дедюхинской средней школы

От «показаний» Герды Альбертовны нить «иноразведки» пошла дальше. Под следствие попал Ланге Владимир Иванович 1896 г.р., земляк Д.Д. Дика, слесарь БХК. Он якобы получил задание от разведки путать поступавшее на склад импортное оборудование и срывать планы по выпуску продукции БХК. 16 декабря он был арестован без каких-либо компрометирующих материалов. В допросе Герды Шиллер он появился только 20 декабря, спустя 4 дня после ареста. В следственном деле Владимира Ивановича сохранился лишь один допрос со следователем Ворошиловского РО НКВД Приваловым. Вновь подпись обвиняемого решила всё. Приговор от 16 февраля 1938 г., расстрел. В допросе Ланге возникла новая немецкая фамилия, «следствие» продолжилось.

«Шпионов и диверсантов» арестовывали десятками. Расследование велось с людьми всех профессий и рангов – от директоров до грузчиков; заслуги перед государством, партийность, связи – ничего не бралось в расчёт. 25 апреля 1937 г. был арестован Капеллер Вильгельм Александрович 1880 г.р. уроженец Тифлиса, потомственный дворянин, директор Березниковской ТЭЦ. За директора в Главную военную прокуратуру ходатайствовал инженер А.М. Комаров – лауреат Сталинской премии: «Я знаю В.А. Капеллера как незаурядного инженера и организатора, отличавшегося высокой личной порядочностью и безукоризненной честностью по отношению к выполняемому делу. За прекрасное отношение к людям он всегда пользовался любовью подчинённых» [1.С.243]. Ходатайство не помогло - как шпион В.А. Капеллер 2 августа 1937 г. был приговорён к высшей мере наказания (ВМН).

5 ноября 1937 г. расстреляли начальника строительно-монтажного участка Березникихимстрой Шильдера Александра Евгеньевича. 15 ноября 1937 г. расстреляли 40-летнего Фотенгауэра Илью Ивановича, педагога Уральского индустриального института. 12 января 1938 г. расстреляли 43-летнюю Эмму Юрьевну Фрейвальд, 23-летнего Леонида Альфредовича Фрейвальда, 21-летнего Валентина Альфредовича Фрейвальда осудили на 10 лет лишения свободы. 14 января 1938 г. расстреляли Георгия Георгиевича Гибнера, уроженца Крымской АССР, главного инженера Березниковского химкомбината. 31 января 1938 г. расстреляли Эмиля Яковлевича Гибнера инженера-химика БХК. 14 января 1938 г. расстреляли 18-летнюю Марию Иосифовну Дитке, уроженку Киевской области УССР, химика-лаборанта Соликамского калийного комбината. 12 января 1938 г. расстреляли 26-летнего Вернера Вильгельмовича Штайна – уроженца г. Берлин, чертёжника проектного бюро БХК.

Множество «агентов иноразведок» были из раскулаченных крестьян - белорусские, украинские, крымские, поволжские немцы. Видных постов они не занимали, работали по домыслам НКВД рядовыми агентами – «смотрели, слушали, вредили». 17 февраля 1938 г. расстреляли Адольфа Эдуардовича Керна, уроженца хутора Блюменталь УССР, бондаря Березниковского лесотарного завода. 27 января и 14 февраля 1938 г. расстреляли Карла Густавовича Лорера и Леонтия Густавовича Лорера - грузчиков. 16 января 1938 г. к высшей мере наказания приговорили конюха Соликамского калийного комбината Ивана Ивановича Мая, уроженца дер. Цух, Марксштадского кантона АССР Немцев Поволжья.

Контрреволюционеры и враги народа.

Враг бывает не только внешний, но и внутренний. НКВД занимался фабрикацией дел вымышленных «штабов восстания против советской власти». В Ворошиловском районе в 1937-1938 гг. вскрывалась работа ни много ни мало десятков таких штабов. Контрреволюцию будто бы замышляли исторические враги советской власти: кулаки, священнослужители, либералы из сельской интеллигенции, бывшие эсеры, меньшевики, бывшие офицеры и солдаты царской армии, мелкие дворяне и их потомки, купцы и нэпманы-торговцы… Органы рассматривали «классово чуждые элементы» как свою законную добычу. Им ставились в вину вредительство, антисоветская агитация, повстанческая деятельность. Их было удобно выставить врагами народа, переложить на них всю вину за просчёты в коллективизации деревни, разразившийся голод, нищету. Они якобы умышленно портили, убивали, поджигали, выводили из строя, науськивали, подстрекали, готовили гражданскую войну.

Один из таких «штабов» по мысли следствия возглавил Попов Николай Михайлович 1883 г.р. священник Усольской Успенской церкви [3.Л.4-167]. 27 октября 1937 г. он был арестован. На допросах Николай Михайлович вину за собой не признавал, клялся Именем Господнем. 9 декабря 1937 г. он был приговорён к высшей мере наказания с конфискацией имущества. За арестом священнослужителя последовали аресты 17 человек с «отягчающими биографию фактами». Практически полностью был арестован преподавательский состав Пыскорской неполной средней школы, пострадала Усольская сапожная артель, Усольский совхоз, Дедюхинский лесопильный завод, Дом инвалидов с. Пыскор – «вредители» были повсюду.

Добрый директор Пыскорской начальной школы Степан Степанович Добрыднев 1906 г.р. сам был из «бывших», его сына купца в 1919 г. призвали служить в Колчаковскую армию. Пройдя через огонь, воду и медные трубы он жалел таких же «бывших» и принимал их на работу без оглядки на прошлое. Его арестовали 10 февраля 1938 г. и расстреляли 26 февраля 1938 г. В один день с директором были арестованы: учительница Анна Александровна Лопатина 1888 г.р. (расстреляли 11 марта 1938 г.), учительница русского языка и литературы Нешатаева Раиса Александровна 1890 г.р. (расстреляли 11 марта 1938 г.), учитель Кушев Иван Семёнович (расстреляли 11 марта 1938 г.).

На директора и учителей были составлены фиктивные протоколы допросов, где они признавались, что шпионили, готовили акты диверсий, получали от связных оружие (при обысках не найдено, к вещественным уликам не подключено). «Мы в Пыскорской школе вели широкую агитацию за уклонение от голосования на выборах в Верховный Совет СССР [первые парламентские выборы, проводимые 12 декабря 1937 г. на основе конституции 1936 г.], мы старались дискредитировать кандидатов в депутаты Верховного Совета СССР от коммунистической партии, срывали портреты и автобиографии кандидатов ВКП(б)». На всю эту вредительскую работу сельчан якобы подбивала приезжавшая из Березников по направлениям методического объединения учителей Ворошиловского района учительница средней школы №1 им. Пушкина Неволина Татьяна Семёновна 1882 г.р. Её также не стало в живых 11 марта 1938 г.

Досталось не только интеллигенции – неблагонадёжное прошлое было у Вагина Прокопия Алексеевича 1875 г. Бывший купец, служивший в армии Колчака в 1936 г. работая в пекарне Лубянского сельпо «получил от Н.М. Попова задание распространить эпидемию чумы в Усолье, путём заражения хлеба бактериями чумы, холеры и др.». 11 марта 1938 г. Прокопий Алексеевич был расстрелян.

Фёдор Михайлович Феногенов, зав. молочно-товарной фермой Усольского совхоза, некогда раскулаченный и высланный из Орловской области на Урал подписался под признанием: «я в диверсионных целях подсыпал в корм скоту толчёное стекло, и так в 1936-1937 гг. пало 10 голов скота, я плохо ухаживал за молодняком - пало ещё 15 телят». 11 марта 1938 г. Фёдор Михайлович был расстрелян.

Золотов Яков Васильевич 1880 г.р., сторож Дедюхинского лесопильного завода «признался», что дважды вывел из строя лесопильную раму, путём забрасывания сторонних предметов в шестерённую передачу. 11 марта 1938 г. Яков Васильевич был расстрелян.

Все фигуранты дела, арестованные следствием были приговорены к высшей мере наказания. Но расследование не прекратилось. Один из подследственных Павел Фёдорович Попов «дал» следствию новые наводки: «со слов Н.М.Попова мне известно, что повстанческой деятельностью занимались бывшие священники Афанасьев Василий Виссарионович, Собянин Емельян Александрович, Тотмянин Николай Григорьевич, которые руководили повстанческими подразделениями в посёлках Лёнва, Усть-Боровая…». Началась охота за врагами из других «штабов».

Одно из писем заключённого в Соликамскую временную тюрьму А.В. Щеголихина написанное жене в 1938 г. иллюстрирует закулисье НКВД: «С арестованными «врагами» проводят не следствие, а трагикомедию. Следователь заготовил от моего имени заявление, в котором я раскаиваюсь перед Советским правительством в том, что до момента ареста состоял в к/р организации, занимался подготовкой восстания, совершал диверсии. Никакие протесты, что этого не было, не помогли. Изрядно поматюшился, что заставляют писать клевету на себя. Говорят «так надо». Думал, хорошо было бы сдохнуть в холодном карцере. Но на это получил ответ, что сдохнуть не дадут, будут мучить, сделают калекой, а затем подпишешь, не выдержав мучений. Я заявление подписал… боялся, как бы из-за меня не потащили в тюрьму тебя…» [1.С.264].

ЧСИР.

Жёны, сёстры, дочери, матери «контрреволюционеров» не были застрахованы от тюрьмы. «Заключённая этапирована в г. Акмолинск, в распоряжение спецотделения Карлага НКВД». За сухой строчкой – неописуемое горе, боль, страх и одиночество тысяч советских женщин 1930-х гг.

5 июля 1937 г. ЦК ВКП(б) принял предложение НКВД о заключении в лагеря на 5-8 лет всех жён осуждённых изменников Родины (членов правотроцкистских контрреволюционных организаций, шпионско-диверсионных организаций) и рекомендовал НКВД создать в Казахстане спецлагерь для всех жён изобличённых изменников Родины. 15 августа 1937 г. на территории Акмолинского отделения Карлага НКВД в населённом пункте Акмол (русиф. Малиновка) был создан Лагерь жён изменников Родины – АЛЖИР. Т.к. юридической формулировки «жена изменника Родины» в уголовном кодексе не существовало, женщины, направлявшиеся в лагерь были осуждены Особыми Совещаниями НКВД СССР как ЧСИР - «члены семей изменников Родины» (УК РСФСР за 1926 г., ст. 58 + дополнение к ст. 58-1В за 1934 г.).

Стать ЧСИР было просто. Достаточно было иметь штамп в паспорте о заключении брака с гражданином, осуждённым НКВД по 58-й «контрреволюционной» статье. На обвиняемую априори не распространялась презумпция невиновности, расследование по делу не велось.

Характерный пример - дело Марии Ивановны Огородниковой [4.Л.2-24]. Мария Ивановна родилась 9 октября 1907 г. в с. Шара Уржумского уезда Вятской губернии. Начала работу на Ульяновском стекольном заводе, в 1930-е гг. переехала в Березники, устроилась аппаратчицей цеха №10 Березникихимстрой, с 1932 г. числилась кандидатом в ВКП(б), в 1934 г. вышла замуж за Ивана Григорьевича Безгодова – секретаря парткома БХК. Жила в квартире мужа на ул. Челюскинцев. Растила маленькую дочку Элеонору. 10 августа 1937 г. Ивана Григорьевича арестовали. Мария Ивановна не знала в чём обвиняют её мужа. 9 октября 1937 г. Ворошиловский районный отдел НКВД (без санкции прокурора) выписал ордер на обыск и арест самой Марии Ивановны. Следователи решили привлечь её за недонесение на своего мужа.

В худом следственном деле сохранился допрос от 16 октября 1937 г.: «- Вы знали о том, что ваш муж Безгодов И.Г. являлся участником контрреволюционной организации и вёл подрывную работу против советской власти? - Нет, не знала. Жила я с ним три года, за это время я о его контрреволюционной (к/р) деятельности не знала. До этого я его знала по совместной работе на производстве - Сами вы занимались к/р деятельностью? - Нет, не занималась. - Вы обвиняетесь в недонесении о достоверно известной вам к/р деятельности своего мужа. Признаёте ли вы это? - Нет, не признаю. Об участии мужа в к/р организации и его к/р деятельности я не знала».

Без улик (к делу приложен лишь паспорт со штампом о браке), без признания обвиняемой, сержант органов Государственной Безопасности (ГБ) Мочалов уже 28 октября 1937 г. постановил следственное дело М.И. Огородниковой считать оконченным: «…являясь женой арестованного и разоблачённого участника к/р организации правых - Безгодова И.Г. зная о его контрреволюционной подрывной работе против советской власти не сообщила об этом органам, потому постановляю Огородникову М.И. привлечь по ст. 58-7,10,11,12». Всю зиму 1937-1938 гг. (обвиняемых в 1937 г. было так много, что процессуальные органы рассматривали их дела спустя месяцы) Мария Ивановна находилась во временной Соликамской тюрьме. Её 2-х летнюю дочку Элю ещё в октябре 1937 г. отправили в Усольский дом ребёнка. О муже она ничего не знала – 15 января 1938 г. его приговорили к высшей мере наказания, квартиру и собственность конфисковали. Наконец 9 апреля 1938 г. Особое Совещание при НКВД заслушало дело №22301 и постановило М.И. Огородникову «заключить в исправтрудлагерь на пять лет, срок считать с 9 октября 1937 г.». Прошёл ещё месяц и 13 апреля 1938 г. Мария Ивановна была этапирована эшелоном в г. Акмолинск – в АЛЖИР.

В том же доме, что и Мария Ивановна, проживала Елена Александровна Канонирова 1897 г.р. – заведующая канцелярией Березниковского химтехникума, жена начальника Ворошиловского районного отдела ОСОАВИАХИМа Канонирова Аркадия Исааковича. За ней чёрный воронок приехал 15 ноября 1937 г. Тем же днём женщину допрашивал командированный в Березники для «колки» обвиняемых сотрудник УНКВД по Свердловской области В.Семёнов. «Вы знали о том, что Ваш муж является участником контрреволюционной организации правых? - Нет, не знала. У меня с мужем никогда разговоров на политические темы не было. - Вы говорите неправду. О принадлежности вашего мужа к организации правых вы знали. Требуем дать по этому вопросу правдивые и подробные показания. - Я говорю правду. Никаких показаний дать не могу, я совершенно ничего не знала…» [5.Л.12]. Не получив ни признания ни улик, следователь закрыл дело обвиняемой уже … 15 ноября 1937 г. в день ареста. И вновь зима в Соликамской временной тюрьме, слушание дела №22339 от 10 апреля 1938 г., приговор – исправтрудлагерь сроком 8 лет. Два месяца ожидания и 13 июня 1938 г. этап на АЛЖИР.

Изломанных женских судеб было много. Зуева Любовь Михайловна, Зеликовская Надежда Соломоновна, Зайкова Мария Ивановна, Белоглазова Анна Федоровна, Анисимова Зоя Георгиевна, Андреева Таисья Петровна, Кабанова Анфиса Петровна, Петрова Евгения Фёдоровна – это лишь некоторые имена из списка березниковских женщин, отправившихся в Казахстан, в Акмолинский спецлагерь.

В лагере было шесть бараков из саманных кирпичей, вместимостью 250- 300 чел. В бараках сплошные нары в два-три яруса, места на полу для тех, кто не поместился. Туалеты из горбылей вне бараков. За бараками – дома для бойцов ВОХР и администрации лагеря. У выхода отгороженное помещение с длинным умывальником. Рядом с лагерем озеро Жаланаш, поросшее зарослями камыша.

Мария Анцис, бывшая заключённая АЛЖИРа вспоминала о речи к этапированным женщинам от начальника лагеря Отто Линина: «Можем вам сообщить невесёлые вести. Ваши мужья расстреляны как враги народа. Ваши дети в детских домах, от вас отказались. Советская власть воспитывает их настоящими людьми. А вам придётся организовывать жизнь свою в степи. Вам придётся работать, но без вредительства» [6]. И женщины работали. Одним из главных занятий был сбор камыша и глины у озера – материалы шли на саманные кирпичи, листья и коробочки камыша использовали как топливо для обогрева бараков в холодной степи. С 1938 г. в лагере работала швейная фабрика, за машинки обычно садили слабых и больных женщин. Весной-летом 1938 г. был создан с/х участок лагеря, женщин выводили на сев и полевые работы. Тяжёлым испытанием для узниц стал степной климат. Летом испепеляющая жара, зимой лютый мороз. Круглый год – неутихающий ветер. Зимой со снегом, летом с песком.

Статус спецлагеря подразумевал, что ЧСИР по номенклатуре проходили как «особо опасные», потому условия содержания женщин были строгими. Зона была обнесена рядами колючей проволоки, на углах располагались караульные вышки, периметр охраняли бойцы с собаками, по несколько раз в день проводились поимённые проверки. Все заключённые вне стен лагеря содержались под конвоем охраны. Режим строгой изоляции не разрешал свиданий, посылок, писем.

21 мая 1939 г. спецлагеря НКВД были ликвидированы – АЛЖИР перешёл на общелагерный режим, женщины стали получать письма, к ним стали приезжать родственники, конвой вне лагеря исчез. Радость длилась до 22 июня 1941 г. С началом войны лагерь перешёл на военное положение, старые порядки вернулись. До конца войны никого из ЧСИР не освобождали, пора настала только в 1946 г. К этому моменту сроки заключения большинства женщин вышли, они стали возвращаться в родные города к семьям. Большинство бывших ЧСИР было реабилитировано в 1953-1 965 гг.

Источники:

  1. Политические репрессии в Прикамье 1918-1980-е гг. Сборник документов и материалов / О.Л. Лейбович, М.А. Иванова, Л.А. Обухов. – Пермь: изд-во «Пушка», 2004.

  2. ПермГАСПИ, Ф.641/1, О.1, Д.12310.

  3. ПермГАСПИ, Ф.641/1. Оп.1. Д.12789.

  4. ПермГАСПИ, Ф.641/1. Оп.1. Д.11869.

  5. ПермГАСПИ, Ф.641/1. Оп.1. Д.10259.

  6. Электронный ресурс: https://zona.media/article/2016/07/29/alzhir

Другие исследования

К полному списку работ
Работает на: Amiro CMS